Патриот. Смута
Глава 1
— Деда, как настоящая!
Игорек, правнучек мой, размахивал шашкой. Деревянной, конечно, маленькой. Не доверю я ему еще ту, что реликвией семейной на стене в доме висит. Ею еще мой отец немцев рубил и его отец тоже германцев, только в первую мировую. А эту я сам с любовью резал. Сидел, строгал, морил, красил, всю душу вложил. Знал, что приедет подрастающее поколение, подарок готовил, чтобы традиция передавалась и сохранялась.
Вышла и правда хорошая игрушка.
Точь-в-точь как та, что мне в его возрасте отец подарил. В носу чуть засвербело, накатили воспоминания. Когда тебе к восьми десяткам, оно бывает. Идешь, смотришь вроде на обычные вещи, а вокруг… Вся жизнь перед глазами проходит — та самая, которой ты свидетелем был.
Этот дом, что сейчас развалюхой стал, в свои годы был главным красавцем нашей улицы. Его друг мой строил, товарищ из детства, только помер, девяностые не пережил. А вон там, в те же лихие годы, коттедж построили на пустыре. Сейчас уже, в сравнении с новомодными хоромами, обычный такой домик, крупный только. Постарел, зарос слегка диким виноградом, и люди остепенились, проще стали. А в то время владельца соседи прозвали «бугром».
Мы шли медленно вниз по улице к реке. Родители Игорька давно уже там, с самого утра. Ну и нам пора догонять. Сумка с водой, бутербродами, полотенцами, пледом давила на плечо. Летнее солнце пригревало лысину.
Жарко будет. Хорошо, самое время для купания. Потом к обеду домой, окрошку есть. На квасе белом, да с огурчиками свойскими, сметанкой нашей местной. Яйца, колбаска, лучок, как положено. Аж слюнки потекли. Ну и картошечку горячую отварю, крупную на части порезанную к столу. Молодая только пошла, маслицем ее чуть полить, укропчиком приправить и будет пир горой.
По жаре — самая та еда. А потом мороженое. Это вам, конечно, не пломбир за двадцать копеек, который отец покупал раз в месяц с получки, но тоже хорошо.
Правнук прыгал вокруг, кружился, шумел.
— Кия, на тебе, на… Всех порублю! На… Гад. Получай!
Славный воин растет.
— Деда, а разве машины летают?
Он остановился, замер, уставился куда-то мне за спину. И тут я услышал дикий звук клаксона, грохот, шипение шин по асфальту.
Не думая, схватил пацана в охапку и дернул с дороги. Мимо пронеслась, долбя басами, тачка. Из слов я разобрал только «шмаль, бухай и бабья бл…ь». М-да, колоритно. В машине несколько человек. Не подростки и не мужики, что-то непонятное, промежуточное.
— Мозгов нет, чужие не вставишь. — Выругался я. Уставился на правнука, не испугался ли, все ли нормально.
— Деда, ты герой!
Мальчишка смотрел на меня глазами круглыми от счастья. Это приятно. Безмерно. Когда самый родной и любимый человек, младший в роду, видит в тебе пример для подражания. Этот взгляд стоит очень и очень многого.
Я улыбнулся в ответ, ничего не проговорил, только кивнул.
Мы двинулись дальше. Правнук шел рядом, смотрел по сторонам, не прыгал и не кричал. Ситуация с машиной его явно испугала, но говорить и жаловаться он не стал. Спустились по улице мимо домов и садов к пляжу. Раньше свободный вход был, а сейчас территория огороженная. С одной стороны, скажешь плохо, а с иной — порядок. Проходная, там знакомый мой сидит, хороший мужик. Махнул ему, идя ко входу.
И тут…
Знакомые басы, смех, шум-гам справа на парковке. И вновь что-то там про «бабья бл…ь».
Из пролетевшей мимо нас совсем недавно тачки выгружались те самые парни, трое.
— Еб…й рот! Поцарапал крыло! Сраные горки, бл…ь!
— Чо за место ты выбрал, Стасян? Х…ня какая-то! Драйва нет! Телок нет! Пи…ц.
Машина умудрилась на повороте въехать в пластиковый контейнер с мусором, опрокинуть его. Пакеты разлетелись по дороге. Содержимое вывалилось, но парни даже не думали поправлять положение, втроем орали друг на друга, матерились почем свет стоит.
Еще один — водитель, пошел договариваться, чтобы машину загнать на территорию пляжа. Так-то можно, но вот этим бы я хрена лысого чего разрешил. Вообще, метлой поганой погнал бы. Злость начала закипать внутри, но я сделал глубокий вдох.
Я взял руку внука, и мы двинулись к выгружающимся.
Ощущения от компании тут же дополнилось нецензурной бранью из открытой машины. Музыка продолжала орать что-то невнятное, в котором мои старческие уши разбирали только «Х…й, пи…а, вот и вся еб…я».
Поморщился. Отступающая злость накатила вновь.
— Сука, е…я. Перекрашивать опять.
— Если на пляж с тачкой не пустят, я тебе е…о раскрою, Стасик.
— Да заткнись, урод. Сам бы место выбирал.
Я решил нарушить их матерную дискуссию.
— Убери! — сказал я громко и четко. Рука показала на раскиданный мусор и перевернутый контейнер.
— Чего? — Короткостриженый уставился на меня. — А дед, иди дальше давай, мелочи нет.
Его руки привычным движением смяли баклажку и пульнули ее в кусты. Холодная злость начала сменяться настоящей яростью. Это уже залет! Мало того что вы мусорку снесли, орете как твари, так еще внаглую хамите.
— Чо зыришь, дед. Иди давай, солнце в твоем возрасте вредно.
С этими словами он заржал, достал очередную баклажку, крутанул, та зашипела, пенный напиток полился наружу.
Я чувствовал, что внуку, стоящему рядом, страшно. Рука его крепко сдавливала мою, сам прижимался ближе. Он верил мне, знал, что не подведу, защищу.
Трое у машины и еще один где-то сзади. Но я таких уродов в свое время легко раскидывал, а эти еще и пьяные. Серьезно с ними никогда и никто не говорил. Значит, мне учить уму-разуму.
— Подними, я сказал. Это наша земля! Здесь себя так не ведут.
— Чего? Ты меня учить будешь?
Второй парень, стоявший рядом, попытался остановить буяна, положил ему руку на плечо, но тот скинул, выпалил.
— На х… иди, Стасик. Слышь, дед-пердед, учить меня не надо. Я сам ученый. Вали отсюда, пока ноги целы. А то я за себя не отвечаю.
Третий в это время отвлекся от разгрузки, занял место у открытой двери. Я был уверен, что там под сиденьем у них есть что-то тяжелое. Бита, может, монтировка. Откуда вы такие взялись? Из какой трущобы вылезли? Девяностые закончились давно, но, видимо, не везде и не для всех.
Сейчас начнется потеха.
— Игорюша, отойди. — проговорил я спокойно. — И сабельку я у тебя позаимствую, потом новую сделаю.
Правнук кивнул. Перечить не думал, лицо его стало серьёзном. Глаза смотрели, и все понимали. Дедушка дает важный приказ, его надо выполнить, и все будет хорошо.
— Ну что, поговорим по-мужски?
— Ты, дед, совсем страх потерял.
Короткостриженый, покачиваясь, сделал шаг вперед, потом второй.
Пока он медленно шел, в душе моей закипала злость. Ах ты падаль пьяная. Ты же предков своих позоришь, землю свою, кровь свою. Что вы за люди.
Он ударил первым, тяжело, неуклюже.
Я сместился с линии, саданул сабелькой в лоб. Так, больше с назидательной целью. Получилось быстро, ладно, но мышцы ответили болью. Суставы заныли. Непросто будет. Но таким козлам я не проиграю и не отступлю. Хрена.
Парень схватился за лоб.
— Аааа…
Даже крови не было. Шишка появится приличная и все, а ты уже орешь.
— Молись, дед!
Из-за машины выбежал тот, что до этого тянул биту. Размахивал ею, подступал. Третий, вроде Стасик, растерялся. Он оказался то ли самым адекватным, то ли трусоватым. Когда твоих товарищей бьет какой-то мужик, даже если они не правы… Вполне мог полезть в драку.
Я встал в стойку. Была бы сабля настоящая… Хотя, рубить и резать их я бы не стал. Поучить нужно. Синяков да ссадин набить, чтобы знали, как хамить.
На пляже тем временем началась кутерьма. Правнук постарался, молодец. Помощь позвал. Шум и гам за спиной воодушевил. Но отвлекаться на это нельзя.
Вооруженный подбежал, ударил. Бита пролетела мимо. Бил парень хорошо, уверенно, но не понимал, с кем связался.
Мой хук левой влетел отморозку в ухо. Когда он согнулся, я сабелькой приложился по хребту. После чего тот рухнул на колени, заныл, бита вылетела. А мое оружие не подвело, не треснуло — хорошая работа, с любовью сделал.
Кулак болел. Спина ныла. Сердце долбило как бешеное. В голове мутилось. Старость не радость.
— Я это, я ничего. — Третий струсил, руки поднял, начал отступать в кусты. За своих в драку не полез.
Далеко, одним рывком не доберусь. Оставлять его в тылу тоже дело хреновое, но сейчас где-то за моей спиной еще один. Водила. Он трезвый, по крайней мере, должен быть таким. Хотя, после тех выкрутасов, что он делал на дороге, я не удивлюсь, если тоже пригубил пенного по такой жаре.
Не ошибся, он подкрадывался сзади, улыбался. Гадливо так, подло. В руках я увидел стеклянную бутылку. Ах ты ж тварь, хотел меня со спины садануть. Парень махнул, я с трудом ушел от удара. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Тяжело. Видел я, как из-за ворот выбегает мне на выручку пара крепких мужиков. Армяне, они тут кафе держат, шашлык наивкуснейший. Знаком с ними, хорошие люди. Вроде бы с юга, но родные, наши, улыбчивые, приветливые. За ними еще трое парней, отдыхающие в плавках. Лица собранные, злые. Увидели, что творится, ускорились.
— Держись, отец! — закричал один из них.
Из КПП вылез охранник. В руках палка.
Бутылка пролетела мимо меня. Увернулся, ушел с трудом. Сабелькой отмахнулся, но тоже мимо. Отморозок натиска не сбавлял. Махнул еще раз, хотел разбить и розочку сделать. Пырнуть меня. Это же уже не просто драка, сущая поножовщина. За такое надолго присесть можно. Откуда вы такие дикие взялись?
— Осторожно!
Раздались хлопки. Знакомые мне выстрелы.
Охренеть! Это еще что?
Плечо обожгло. Больно чертовски. Меня крутануло, левая рука отказала, повисла плетью. Травмат! Тот трусливый выхватил, начал палить. Да его же здесь сейчас охрана положит. Только вот он до этого полпляжа пострелять может. Синяки ладно, а если в голову, а по детям?
Ах ты тварь! В груди закипал волной праведный гнев.